История из жизни моего деда, Задорожного Алексея Федоровича, его же словами:
"Моё раннее детство пришлось на годы Второй мировой войны и послевоенные годы.
Застал и голод 1946 года, и послевоенную разруху. Село Крысино располагалось вдоль дороги, связывающей Харьков с Богодуховом. Мы жили на улице, проходящей вдоль этой дороги. Может быть, поэтому почти у всех жителей этой улицы была фамилия Задорожный.
Задорожные. Дед Лёша - вверху слева. Фото из семейного архива.
Домики были построенны из глиняных кирпичей, а крыши домов и сараев - соломенные. В каждом доме имелась печь, делающая дом тёплым. В печи пекли хлеб, пироги и прочие снадобья. Моя мама, Клавдия Даниловна, всегда пекла очень вкусные пироги! Место для детей было за печкой, метрах в полутора от грунтового пола, на лежанке для спанья. После протопки там долго оставалась теплой стенка. Электричества в то время в селе не было - либо свечки, либо каганчики с фитилем. А в самых зажиточных домах, как верх совершенства - керосиновые лампы.
Первые мои детские воспоминания связаны с войной. Тогда Харьков несколько раз переходил из рук в руки и здесь Советская армия понесла самые большие потери за всю войну. Бои были жестокие. В окружение здесь попало несколько сотен тысяч наших солдат. Бросив окруженные войска, на самолетике удалось удрать только Хрущеву. В отличие от него, фельдмаршал Паулюс сдался вместе со своей армией.
Помню, как однажды нас напугал оглушающий страшный вой - это фашисты, чтобы посеять панику среди солдат, с самолетов сбросили пустые бочки с отверстиями по бокам. Когда бочки набирали скорость, раздавался этот вой. В другой раз я попал под артеллирийский обстрел. Выполз из погреба на улицу, посмотреть как там, а напротив была хата под соломенной крышей. В нее угодил снаряд: столб дыма, огня, летящей соломы. Как я снова оказался в погребе и без единой царапины, уже не помню, мне потом уже рассказали, что меня взрывной волной забросило прямо в погреб.
Потом военные выселяли нас из села, там должна была пройти линия обороны. Запомнилось много женщин, запряженных в тачки. В тачках сидели дети, лежали разные клунки, а женщины, как тягловые лошади, тянули вдоль дороги эти тачки с детьми. В одной из них сидел и я, вместе со своей младшей сестрой Ниной. Нина умерла через год из-за отсутствия лекарств от болезни, их тогда вообще никаких не было. Тащила ту тачку наша мама, Клавдия Даниловна. Отец, Фёдор Фёдорович, в то время был на фронте. Потом его ранили и он вернулся после госпиталя домой.
Задорожный Федор Федорович. Фото из семейного архива.
После войны бедствия для детей моего поколения не закончились. В 1946 году разразилась страшная засуха. За все лето не было ни одного дождя. Помощи в селе ждать ни откуда не приходилось, еды не было вообще. Сейчас уже не помню, как удалось тогда выжить. Отец ездил в Белоруссию или в Западную Украину и выменял за какие-то вещи целый мешок картофеля. Иногда ему, как инвалиду, давали паёк с хлебом, который он отдавал весь нам. А к весне уже ничего не оставалось. Мать кипятила воду, а туда бросала всякую раннюю зелень, лушпайки. Но и в голодное время было несколько "праздников желудка". Вот однажды мне достался кусок макухи! Макуха - это спрессованная масса зерен подсолнуха вместе с шелухой, после отжима масла. Ел, аж за ушами трещало.
Был ещё один случай. Солдаты проезжали через село, машина остановилась и детвора её окружила. Тут солдат один спрашивает: «Пацаны, а сколько было сталинских ударов?» - и обещает за правильный ответ буханку хлеба! Тишина, молчат все, смотрят на хлеб, а я вспомнил, что мне отец рассказывал и сказал: «Десять!». Солдат удивился, говорит: «Молодец, пацан! Держи!» и дал мне эту буханку. Как только мы отошли, сразу "старшие товарищи" отобрали у меня этот хлеб. Правда мне, как победителю, все же достался кусок. Сталинские удары – это военные операции 1944 года, которые изменили ход войны.
В то время человека могли даже лишить жизни за кусок хлеба. Очень много детей разбежалось по всей стране. Возле нас жила семья с шестью детьми, все они разъехались в разные концы страны и после так и не нашли друг друга. Шли на станцию, там садились на товарняк и… Прощай навсегда, родная сторона! Очень много было бездомных детей, семьи тогда были разрушены. У кого-то отец не вернулся, у многих вообще не осталось родителей. Большинство детей пошло по миру из-за голода. Взрослым же из села никуда нельзя было выехать, так как в селах не давали паспортов, такое крепостное право в 20 веке. Зато песни звучали бравурные: "Мы железным конем все поля обойдем. Обойдем и посеем, и вспашем". И так же воспевалось наше счастливое советское детство…
К лету 1947 года стало полегче, пошли дожди, появились первые овощи и фрукты. Время было такое, что детям было не до игр и развлечений, да и игрушек для детей не было. Делали что-нибудь из подручных материалов: тряпичные куклы, различные фигурки, свистки из обожженной глины или расплавленого стекла. Для ребят постарше основными игрушками были рогатки, штыки, поломанные части автоматов и винтовок, которые прятали от родителей, чтобы поиграть в войнушку.
Село Крысино, Харьковская область
Сразу после войны был разгул бандитизма. Много было различных воровских «малин», а также всякой индивидуальной сявоты. Почва для этого была в массах бездомных детей. Одна из характерных примет того времени - это оставшиеся наколки (блатные татуировки) у людей моего поколения. Часто в школу приходила милиция и забирала очередного правонарушителя. Один из таких случаев больно ударил и по мне. Я был старшим пионервожатым в классе. Однажды иду утром в школу, а навстречу идут два красноармейца с винтовками. Между ними идёт наш старший пионервожатый школы и поддерживает двумя руками сползающие брюки. Пуговицы в них пообрезали, чтобы он не пытался бежать. Оказалось, что он участник банды, которая грабила и убивала людей в соседних селах. Он так ко мне хорошо относился и мне очень трудно было все понять тогда происходящее. Зарубка в памяти осталась до сих пор.
Чем дальше от войны, тем жизнь становилась спокойнее. И уже в 1948 году у меня появился брат, Анатолий Фёдорович. Помню, как в четвёртом классе учил такое стихотворение:
Iде брат мiй в армiю посеред зими
Братiку мiй братiку, ти й мене вiзьми!
Сяду бiля гриви я, ти сiдай в сiдло
Вилетимо бурею за своe село!
А Толя повторял за мной: «Iде блат мiй в алмiю». Не знаю, помнит ли он сейчас это стихотворение?".
Антон Оринго.
Дед Лёша: детство на войне и после