Размышляя о переезде в другую страну, люди, как правило, стремятся улучшить нынешнее положение, едут в буквальном смысле за мечтой. Иногда этой мечтой становится американская: термин, получивший распространение во первой половине 20 века, изображает рядового американца как счастливого семьянина и владельца комфортного дома с участком.

Сегодня о том, как американская мечта лопнула как мыльный пузырь, заставив миллионы провинциалов променять свою размеренную жизнь на мегаполисы.

Пригороды, или как их называют в Америке — субурбии —похожи друг на друга как браться близнецы, отличаясь лишь в незначительных деталях. Это тысячи километров площади, застроенной однотипными домиками из 1 или 2 этажей. Каждая предыдущая улица похожа на следующую так, что без врожденного ориентирования на местности нереально найти нужный адрес – обязательно заблудишься. Длинные спагетти дорог вьются лабиринтами, связывая воедино огромные жилые конгломераты и скорее похожи на разветвленную нервную систему гигантского организма. Вот только тело это настолько безжизненно, что в границах субурбии можно зачахнуть от скуки.

Ландшафтный дизайн может спасти от унылого однообразия

Повезло жителям Техаса — с  такими горами на фоне преобразится даже сарай

Но так было не всегда. Бум на постройку домов коттеджного типа начался в Америке после Второй Мировой войны. Из этого потрясения страна вышла экономически сильной, запустив ряд социальных программ в поддержку ветеранов. В 1944 году президент Рузвельт подписал так называемый G.I. Bill, «Солдатский закон», предоставивший беспрецедентные льготы возвращавшимся на родину ветеранам. Около 16 млн человек получили право на государственные субсидии на образование, начало своего бизнеса, компенсацию по безработице, и, самое главное, государство предоставило им чрезвычайно льготные кредиты на приобретение собственного жилья.

На растущий спрос откликнулись десятки застройщиков. Самой активной оказалась строительная компания Levitt & Sons, Inc. За шесть лет они играючи возводили 6 тысяч новых домов: с внутренней отделкой и необходимой техникой. Что называется — заходи и живи. Первоначальный взнос составлял всего $1000, а дальнейшие платежи по ипотеке — $70. Ветераны же по программе G.I. Bill платили и того меньше. На пике своего успеха Levitt & Sons, Inc. сдавала один дом каждые 16 минут, и он столь же стремительно находил своего покупателя.

Вернувшийся с европейских фронтов условный солдат смог открыть свое дело или, получив образование, устроиться в чужую компанию, купить дом в пригороде, а собственный же автомобиль позволял ему с комфортом добираться до работы.

С какой стороны ни посмотри – одни плюсы. Будь среди потенциальных владельцев этих уютных домиков лишь солдаты, общий процент одноэтажной застройки не сильно повлиял бы на архитектурные пропорции страны: города и их пригороды имели все шансы на гармоничное сосуществование. Но вскоре весы сильно пошатнулись и в субурбии хлынул огромный поток горожан помимо целевых получателей субсидий о государства.

Дело в том, что застройка века совпала с миграцией афроамериканского населения южных штатов. Они устремились на север на места тех счастливчиков, которые уже обзавелись домом в пригороде. Отъезд горожан обвалил рынок цен на недвижимость в мегаполисе и теперь квартира в Чикаго, например, из мечты превращалась в реальность для многих малообеспеченных американцев. Горожане из числа «белого» населения были не в восторге от такого соседства и всеми силами стремились покинуть перенаселенные города. Процесс получил название «бегства белых» (white flight), и прямым его следствием была деградация крупных городов, а самым ярким примером этого является упадок Детройта.

Эти два одновременных потока новоселов имели глубочайшие экономические и социальные последствия. Пригороды разрастались как опухоли, заставляя правительство решать все более сложные задачи с логистикой и инфраструктурой, лишая страну ценных сельскохозяйственных земель и лесов. Порой оказывалось, что выделившийся в отдельный город пригород оказывался крупнее материнского мегаполиса.

Ранее доступное жилье обзавелось неподъемным ценником вслед за гигантским спросом, а сами жители с расистским воодушевлением отстаивали «чистоту» своих рядов. Города же превращались в собственные тени: росла преступность, средний и малый бизнес закрывался, потеряв львиную долю своих платежеспособных клиентов. В городах остались лишь небольшие кластеры высотных зданий — даунтауны, а их бывшие рабочие окраины превратились в криминальные гетто, населенные представителями этнических меньшинств.

В пригороде жизнь американцев строилась вокруг собственной лужайки с ровно постриженным газоном и поездок выходного дня в ближайший молл.  В подобной обстановке выросло несколько поколений американцев, но с наступлением XXI века многие решили, что дальше так жить, конечно, можно, только не хочется.

Когда в 2000-е годы целенаправленная политика государства по борьбе с преступностью и экономическое стимулирование муниципальных властей наконец дали свои плоды, города стали привлекательным местом для молодых специалистов. Вчерашний выпускник университета скорее выберет пульсирующий жизнью мегаполис с его бесчисленными развлечениями, нежели посиделки на заднем дворе. Многие прежде деградировавшие районы превратились в современные офисы, заманивая в свои лофт-пространства все больше амбициозных стартаперов. К ним подтянулись бизнесмены из сферы услуг: от бариста в крохотной кофейне до владельцев спортзалов. Откликаясь на спрос, по соседству открывались модные рестораны, бары, ночные клубы, магазины.

Начался процесс, обратный «бегству белых». Молодые новоселы воскресили рынок недвижимости в городах, а национальные меньшинства, столкнувшись с новыми реалиями цен в мегаполисах, устремились в пригороды, выбирая более бюджетные субурбии.

Променяв 3 спальни и бассейн на стаканчик капуччино, новое поколение Америки заставило переформатироваться и крупные корпорации. Тем ничего не оставалось как переехать вслед за специалистами в оживленные города. И нужно заметить, не без удовольствия. Размеренный ритм жизни может быть хорош для отдыха, но для работы и развития такое сонное существование губительно.  Джефф Иммельт, многолетний глава General Electric, заявил: «Посмотреть в Коннектикуте в окно и увидеть бегущего рядом со штаб-квартирой оленя? Мне на это наплевать. Вместо этого я хочу, чтобы какой-нибудь 29-летний выпускник MIT ударил меня прямо в нос и сказал, что все технологии GE устарели и вы проиграете». Его финансовый директор Бернстин, сравнивший офис компании в пригороде с моргом, добавил после переезда корпорации в Бостон: «Сейчас я могу выйти из двери и сразу наткнуться на четыре стартапа. В Фейрфилде, выйдя за дверь, я не мог купить даже сэндвич».

Наталья Оринго