23 апреля в мире отмечают День книги и авторского права. Приглашаю на прогулку по литературным снам!

Сон героя - известнейший прием в литературе. Его применяют, чтобы показать подсознание героя, при этом уйти от перечисления его мыслей, излишнего "залезания в голову". Часто сны персонажей служат экспозицией или с их помощью автор делает намеки на будущее (так называемые вещие сны). Литературоведы подразделяют сон как элемент композиции на два вида - художественная деталь, когда логика сна подчинена логике реальности и как бы развивает параллельный, реальный сюжет, и особая действительность - дополнение к реальности героя, мистификация, карнавал образов и фантазий. Наверное, самый известный сновидец, чье имя сразу приходит в голову - гончаровский Обломов с его цветными, яркими снами из детства. А кроме Ильи Ильича? В мировой литературе есть в чьи сны заглянуть...

Чарльз Диккенс, "Рожденственская песнь в прозе"

Скряга Эбинизер Скрудж, чье имя благодаря Диккенсу стало нарицательным, циничен и сварлив. Единственная его настоящая страсть - это деньги. Но одна волшебная ночь под Рождество изменила его... Таков сюжет самой известной рождественской сказки, которая стала знаковой не только для английской, но и для мировой культуры.

Сонные видения не ограничены в пространстве и времени. Во сне можно прожить жизнь за один миг, увидеть свое будущее и вернуться в прошлое. Именно этот сюжетный ход отлично подошел Диккенсу, чтобы "разморозить" ледяное сердце старика Скруджа. История-то рождественская, а значит, можно позволить ей некоторые штампы и сказочность. Как в любой сказке, да еще и с религиозным подтекстом, здесь уместна гиперболизация - если скупой старик, то такой, что безжалостен даже к голодной смерти, если ужас загробной жизни, то цепи и кандалы, вечные скитания и мучения души, если перерождение - то моментальное и бесповоротное. Во сне ему является компаньон Марли и обещает встречу с тремя Духами - это классический мотив истории с привидениями, характерный для сказок, да и цифра три тоже вполне себе классическая. Постепенно во сне усиливается психологическое давление на героя: от лирического детства он проходит со своим проводником до видения своей одинокой смерти.

В комнате было темно, слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, хотя Скрудж, повинуясь какому-то внутреннему побуждению, и озирался по сторонам, стараясь понять, где он находится. Только слабый луч света, проникавший откуда-то извне, падал прямо на кровать, где ограбленный, обездоленный, необмытый, неоплаканный, покинутый всеми — покоился мертвец.

Скрудж взглянул на Духа. Его неподвижная рука указывала на голову покойника. Простыня была так небрежно наброшена на труп, что Скруджу стоило чуть приподнять край — только пальцем пошевелить, — и он увидел бы лицо. Скрудж понимал это, жаждал это сделать, знал, как это легко, но был бессилен откинуть простыню — так же бессилен, как и освободиться от Призрака, стоящего за его спиной.

...

Вот он лежит в темном пустом доме, и нет на всем свете человека — ни мужчины, ни женщины, ни ребенка — никого, кто мог бы сказать: «Этот человек был добр ко мне, и в память того, что как-то раз он сказал мне доброе слово, я теперь позабочусь о нем». Только кошка скребется за дверью, заслышав, как пищат под шестком крысы, пытаясь прогрызть себе лазейку. Что влечет этих тварей в убежище смерти, почему подняли они такую возню? Скрудж боялся об этом даже подумать.

Три видения постепенно меняют Скруджа: он потрясен и напуган своей участью, и по истечении последнего сна решает помогать беднякам и кардинально сменить свою жизнь. Новогодние праздники - дни, когда все ждут чуда и сами спешат делать добро. Именно этот радостный дух Рождества Чарльз Диккенс сумел воплотить в поучительной и по-своему страшной истории. "Рождественская песнь" ценна не сколько своим сюжетом, сколько атмосферой и проработанной детализацией этих вставных историй. Они живые и настоящие. Отдельно хочется отметить речь персонажей - она полифонична, в гуле разных голосов каждый имеет свою партию. И сказочное перерождение скряги Скруджа воспринимается в этой атмосфере логично и правильно. Ведь так и должно быть в рождественское утро.

Михаил Булгаков, "Мастер и Маргарита"

В финале романа говорится о том, что Иван Бездомный, антирелигиозный пролетарский поэт, излечивается от порчи, напущенной "преступными гипнотизерами". Он снова становится Иваном Николаевичем Поныревым и ведет обычную жизнь. Но раз в год, обязательно в полнолуние, он видит сон, в котором великолепная женщина уводит за руку пугливого бородатого мужчину прямо к Луне.

От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чем-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чем-то договориться.

...

Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцует и шалит. Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его. Это – номер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:

– Так, стало быть, этим и кончилось?

– Этим и кончилось, мой ученик, – отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану и говорит:

– Конечно, этим. Все кончилось и все кончается... И я вас поцелую в лоб, и все у вас будет так, как надо.

Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в ее глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне.

Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.

Среди поклонников Булгакова бытует гипотеза, что весь роман о Мастере и Маргарите - это такой же сон, бред больного Ивана Понырева. В его голове перемешиваются новости из газет о таинственных незнакомцах и пожарах, махинациях и убийствах, все это накладывается на его творческую натуру - и получается вот такой полуреальный, но живой и насыщенный деталями сон, психоз, метафора всего, что живет внутри этого несчастного человека. К финалу Ивана Николаевича излечивают, он перестает писать стихи (умирают и Мастер, и Маргарита; вспомните, как он сообщает: "Я уверяю вас, Прасковья Федоровна, что сейчас в городе еще скончался один человек. Я даже знаю, кто, – тут Иванушка таинственно улыбнулся, – это женщина."). Воланд и его свита, символизирующие душевную болезнь Понырева, уходят, а с ним остаются Пилат и Иешуа. И сон, приходящий к нему в весеннее праздничное полнолуние. 

Венедикт Ерофеев, "Москва - Петушки"

В алкогольном сне посреди не менее алкогольной реальности путешественник и выпивоха Венечка то и дело засыпает и видит разнообразные сны. Но один выделяется среди них особенно, на первый взгляд не вписываясь в сюжет. Это сон о понтийском царе Митридате.

— Митридат, это ты, что ли? — мне было так тяжело, что говорил я почти беззвучно. — Это ты, что ли, Митридат?..

— Я, — ответил понтийский царь Митридат.

— А измазан весь — почему?

— А у меня всегда так. Как полнолуние — так сопли текут…

— А в другие дни не текут?

— Бывает, что и текут. Но уж не так, как в полнолуние.

...

— Красиво ты говоришь, Митридат, только зачем у тебя ножик в руках?..

— Как — зачем?.. Да резать тебя — вот зачем!.. Спрашивает тоже: зачем?.. Резать, конечно…

"Сопливый" царь, по мнению Сергея Доценко, - еще один образ младенца-сына Венечки, о котором он так переживает. Мотив зарезанного младенца - прямая аллюзия на историю убийства царевича Дмитрия в Угличе. По версии церкви, его убили во время игры в ножички, пока царевич ел орехи. Именно орешки Венечка везет ребенку по имени Вадим в качестве гостинца, образ стакана орехов всплывает в произведении то тут, то там, и особенно настойчиво - после этого сна. Сновидческая реальность отражает реальность бытовую, словно в кривом зеркале. Имя Вадим в народе ошибочно сокращают до Димы, а Диму, в свою очередь, называют Митей. Чтобы не плодить пустые гипотезы, заручимся мнением самого автора. В записных книжках Ерофеева находим запись: "Вадим Лжедмитриевич"... В кривом зеркале сна Вадим-Митя легко может стать Митридатом. Но за кого же во сне переживает герой - за сына или за самого себя? Чью судьбу он предвидит, ведь сын останется невредим, а самого Венечку действительно зарежут ножом в неизвестном подъезде? Сон на то и сон, чтобы давать читателю пищу для размышлений...

***

За кадром осталось еще немало снов, рассказывать о них - не хватит и дня: сон Татьяны о медведе-Онегине, сладкий сон Карениной о любви и страшный - о смерти, забитая на глазах маленького Раскольникова кляча, побег набоковского Цинцинната из тюрьмы и руины особняка в видениях Джен Эйр... Помните судьбоносные сны героев из мировой литературы? Поделитесь с нами!

В День книги желаю вам только хороших книг и ярких, добрых сновидений!

Анастасия Оринго