Деревянная, раскаленная солнцем палуба почти не раскачивалась под ногами. Кира взобралась на бортик, выпрямилась во весь рост и, пружинисто оттолкнувшись, ласточкой ринулась вниз – в молочно-лазурные объятия Средиземного моря. Ах, какой же это восторг – вспенить телом упругую, соленую водную гладь и на мгновение разорвать контакт с остальным миром! Скрыться от суеты в плотной, насыщенной бирюзе, сквозь которую просвечивает янтарное солнце... А потом, отдавая морю остатки воздуха, вынырнуть, жадно напиться вкусного ветра и, перевернувшись на спину, раскинуться на волнах.

Кира была влюблена в море с детства – преданно и восторженно. Каждый год она ждала встречи и предвкушала свидание, заранее готовя наряды. Ее любовь была абсолютной и верной. Кира принимала море любым: ласковым и ершистым, теплым и отстраненно-холодным, заботливым и эгоистично-рассерженным. Она таяла в нежном вечернем штиле, когда разогретая, платинового оттенка вода сливается с небосводом, и наслаждалась адреналином, бросаясь в буйство штормящих волн.

В этом году их встреча была особенной. Распотрошив свои скромные накопления и прибавив туда отпускные, Кира купила путевку в Бодрум. Конечно, отдых на популярном турецком курорте был для нее непозволительной роскошью, но в свои двадцать девять она еще ни разу не была за границей, а на работе ее ждало повышение. Так что, после недолгих сомнений было решено повременить с ремонтом старой однушки.

…Кира перевернулась со спины на живот, бросила взгляд на дремлющую в бухте яхту и поплыла к мелководью. Остатки припасенных карманных денег она методично спускала на морские прогулки и уже хорошо знала маршрут. Яхта будет стоять еще с полчаса, так что можно всласть понырять за ракушками.

Она наткнулась на Него во время третьего, самого глубокого погружения и пока возвращалась обратно к солнцу и воздуху, задыхалась от пьянящего восторга в крови. Кира чувствовала себя кладоискателем, поймавшим за хвост Фортуну и наложившим лапу на сокровище века. Впрочем, украшение, которое на песчаном дне само скользнуло ей в руку, без преувеличения было роскошным. Крупный серебряный шестиугольный подвес с овальным камнем по центру, казалось, создали по заказу самого Посейдона: всю поверхность металла покрывал искусно-небрежный рельефный узор - такие следы оставляют на песке волны после отлива. Что же до камня в центре… Иссиня-голубоватый овал с прожилками песчаного цвета напоминал расчерченный островами и рифами океан с высоты птичьего полета.

Всю обратную дорогу Кира любовалась находкой и щедро хвасталась ею перед попутчиками по экскурсии. Весть об удачливой ныряльщице быстро облетела маленькое суденышко, и вскоре к девушке подошел капитан.

- Можно взглянуть? – улыбнулся в усы седой, но еще крепкий старик. Бережно положив на ладонь украшение, он погладил его узловатыми пальцами и внимательно посмотрел на свою пассажирку. – Счастливая! Тебя любит море. Императорская яшма, топазы и серебро… Дед мне рассказывал, что нечто подобное носила морская царевна Энигма, обитавшая в этих местах. Легенда гласит, что кулон, красовавшийся на ее длинной шее, был наделен удивительной магией. Однажды царевна влюбилась в обычного рыбака и захотела уйти к людям. Ее отец, морской повелитель, сильно разгневался на строптивую дочь, но повлиять на ее выбор не смог. Он любил ее так крепко, что решил отпустить. Царевна ушла, вот только волшебный подвес, а заодно и всю свою магию, ей пришлось оставить в морских пучинах. Береги его, девочка. Однажды он тебе пригодится…

Сколь роскошен был отдых, столь отрезвляющим было возвращение в рутину обыденности: в маленьком, задыхающемся от знойного лета городе на Киру хлынули неприятности. Пока ее не было, в компании поменялось руководство и приоритеты. Началась череда сокращений, урезаний зарплат, о повышении не могло быть и речи. Ближе к концу года, когда на улицы опустились снег и морозы, а страну накрыл цепкой лапой зверь по имени Кризис, Кира ясно поняла: следующим летом моря ей не видать. Урезанной зарплаты едва хватало на пропитание. Острая на язык сотрудница на работе злорадствовала и потешалась: «На Средиземное море ей захотелось! Теперь ремонт даже в кредит сделать не сможешь…». А за спиной прибавляла: «Эх, правду говорят – нет родителей, нет и мозгов».

Иногда Кире хотелось залепить хамке пощечину, а порой ей казалось, что возможно, та и права. Ведь она никогда не знала своих родителей: подкидыш, детдомовская воспитанница, она привыкла всегда полагаться исключительно на себя.

…Зимой Кира терпела, весной крепилась, а летом ее накрыла тоска. Все эти годы море было для нее отдушиной и добрым лекарем. Оно смывало горечь от неудач в личной жизни, усталость от напряженной работы, неудовлетворенность  и глупые комплексы. Теперь же это счастье стало для нее непозволительной роскошью.

Ярким июльским утром ей исполнилось тридцать. Проглотив царапавший горло тоскливый комок, Кира распахнула шкаф и принялась наряжаться. Сегодня она будет красивой – всему миру на зло!

К маленькому черному платью так и просилось что-то морское. Девушка вытащила из шкафа шкатулку с заветным подвесом, но вместо того, чтобы надеть украшение, села на кровать и расплакалась. Еще никогда в жизни она не желала так неистово увидеться с морем, как в эту секунду. Слезы щедро текли по щекам и капали на подвес. Императорская яшма вдруг заиграла особенными оттенками, запульсировала, по лазурной поверхности пошла рябь. Кира изумленно тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение, но волны в овале центрального камня с каждой секундой обретали всю большую четкость. До нее донеслась вожделенная музыка – мягкий шепот прибоя и шелест песка. От наслаждения девушка закрыла глаза, а когда распахнула их снова, ей в лицо ударил тугой и соленый ветер.

Кира стояла на берегу и купалась взглядом в восхитительных переливах глубокой синевы и нежной лазури. Море было бескрайним, мудрым, невозможно родным. Пенистые барашки, словно котята, льнули к ногам. Стайка радужных рыбок играла совсем рядом в салочки так восторженно, словно ждала одобрения. Чуть дальше от берега блестели серебристыми спинами дельфины.

Кира облегченно вздохнула, взъерошила руками непослушные волосы и рассмеялась – сильно, звонко, тягуче. И в ответ со стороны сливающегося с безоблачным небом горизонта до нее донесся до боли знакомый голос:

- Здравствуй, доченька! Как же я скучал по тебе все эти века, Энигма…