«Гейши не куртизанки и не жены. Мы продаем свое искусство, а не тело. Мы создаем иной, потаённый мир, где царствует красота. Само слово „гейша“ означает искусница. Быть гейшей, значит быть живым произведением искусства». И когда я вспоминаю о Саюри ее мире и ее восприятии этого мира, я вспоминаю Нагамару. Вернее, когда я впервые увидела Нагамару, то вспомнила о книге Артура Голдена «Мемуары гейши» и визуальном ряде, который она несла, и который потом поддержал фильм. Красота женщины – это ее оружие, а украшения самая заметная часть словно цуба на клинке.

Тонкая летящая красота рисунка, воздушные мостики, крутые обрывы и цветущие сакуры – одинаково украшающие кимоно, клинки и мир вокруг. Рисунок Нагамару словно сошел с гравюр укие-э, связывая нас современных женщин с изящным искусством быть непревзойденной в той будоражащей воображение Японии. И напоминая о мягкости и одновременно силе, об умении остановить мужчину взглядом и двигаться так, чтобы полы одежды  трепетали, ведь «идущая женщина должна производить впечатление волны, разбивающейся о песчаный берег». Хищная птица, венчающая Нагамару, опрелеленно така, так японцы называют всех пернатых рода соколиных. Хотя перо соколиных или изображение символизирует воинскую доблесть, но и Саюри, не будучи воином, боролась и побеждала соперниц, обстоятельства, побеждала свои предубеждения и чужие внушения, чтобы получить свой кусочек счастья. Вся наша жизнь борьба и череда маленьких побед и поражений: «свои победы и поражения мы должны пережить, потому что очень скоро поднимется новая волна, но это будет уже новая история».

Конечно, Саюри не носила бы кольцо или кулон, но пояс кимоно завязывали шнурком и закрепляли ювелирным украшением оби-домэ. И она наверняка не отказалась бы от Нагамару в варианте оби-домэ.